Из книги "Моксквичи на фронтах Гражданской войны" Московский рабочий 1960 г. 

 

Ильин Ф. Т.

                                                                   Этих дней не смолкнет слава.

Весной 1918 г. мне посчастливилось услышать Владимира Ильича Ленина на заседании Московского Совета. Его речь произвела на присутствовавших огромное впечатление. В. И. Ленин говорил о тяжелом положении у нас в стране, о большой опасности, нависшей над Родиной в связи с ак­тивным наступлением контрреволюции и иностранных дер­жав. Он сказал, что надеяться нам не на кого, никакой Ни­колай-угодник нас не спасет, мы сами должны устранить все узкие места, которые мешают нам закрепить успехи рево­люции.

После этого я дал себе слово работать только на самых тяжелых участках и решил ехать на фронт, чтобы с оружием в руках защищать Советскую власть. Однако, несмотря на мои просьбы, МК партии направил меня не на фронт, а в Финансовый отдел Московского Совета на должность пред­седателя комиссии по ревизии сейфов всех банков города Москвы. Эта работа основывалась на большом доверии, так как была связана с огромными ценностями.

После успешной ревизии банковских сейфов меня назна­чили председателем комиссии по организации продовольст­венных отрядов при Моссовете. В результате работы комис­сии было сформировано и отправлено в .различные губернии страны большое количество продовольственных отрядов.

Время было тяжелое. Осенью 1918 г. огненное кольцо сжималось вокруг молодой Советской республики. Среди ком­мунистов Москвы шла мобилизация на фронт. В партийную организацию Продовольственного отдела Моссовета посту­пило предписание выделить двух товарищей для посылки на фронт. Представилась счастливая возможность осуществить мою заветную мечту. Добровольцев выехать на фронт было немало, однако партийное бюро отдела утвердило только тро­их: Никифорова, Вознесенского и меня. В отделе решили нас обмундировать.

Нам выдали кожаные тужурки, галифе, сапоги и красные байковые одеяла.

Со своими товарищами я расстался в Москве. Их напра­вили в район Астрахани, а я должен был отправиться на центральный участок Южного фронта для работы по зада­нию ВЧК.

Перед отъездом на фронт меня вызвал Ф. Э. Дзержин­ский и долго со мной беседовал. Он мне рассказал, что на Украине есть один большой партизанский отряд, со значи­тельным арсеналом оружия, во главе с анархистом Сахаро­вым, который отказался подчиниться Советской власти и влиться в ряды регулярной Красной Армии. Отряд продол­жал оставаться в тылу у немцев. Он был объявлен вне зако­на и подлежал немедленному расформированию. Но для то­го, чтобы это сделать, нужно было заставить отряд перейти через линию фронта на нашу сторону. С этой целью до меня двое товарищей посылались органами ВЧК в отряд. Но оба раза были провалы. Я был третий, кому поручалось это очень ответственное и опасное дело. Во время беседы со мной Фе­ликс Эдмундович учил меня конспиративным приемам, уме­нию распознать внутреннее содержание человека, бдительно­сти и т. д. Я сидел перед ним и ловил каждое его слово.

— Официально у вас будут документы сотрудника кон­сульства в Харькове. Желаю успеха,— сказал на прощанье мне Ф. Э. Дзержинский.

Со мной послали еще двоих рабочих: Володю Обысова с «Прохоровки» и Чекина  (откуда он, не помню).

Благополучно добравшись до отряда Сахарова, находив­шегося в районе Волчанска, Харьковской губернии, мы всту­пили в него простыми партизанами-добровольцами. Обста­новка в отряде была тяжелая. Небольшая кучка анархистов-бандитов во главе с Сахаровым терроризировала весь отряд, состоявший в основном из солдат-фронтовиков, добровольно изъявивших желание бороться за Советскую власть. Эта ку­чка бандитов грабила мирное население, устраивала пьяные оргии. В отряде нарастала волна недовольства. Воспользовав­шись этой обстановкой, мы организовали подпольную груп­пу, которая стала быстро расти. Я сам занимался вербовкой людей. Намечал человека, изучал его всесторонне. Прежде чем привлечь бойца на свою сторону и рассказать ему о кон­спиративной задаче, нужно было основательно проверить егог хорошо узнать. Вот, например, один такой случай. Южнее села Легиновка находился детский интернат, которым веда­ла немка. Группа бойцов из сахаровского отряда обнаружи­ла в интернате целый склад оружия: более 200 винтовок, гра­наты и другое вооружение. Немка была арестована и запер­та в амбар. Узнав об этом случае, мы выявили всех товари­щей, которые в этой операции участвовали, а лотом стали с ними беседовать: почему они это сделали? В эту группу вхо­дило 8 -человек. Бойцы нам сказали, что сделали это по свое­му почину, так как Сахарову не доверяют. Все эти товарищи вошли в нашу группу.

Нами регулярно устраивались подпольные собрания. На одном из них мы решили заменить черный анархистский флаг отряда, вывешенный над штабом Сахарова, красным флагом. Но красного флага у нас не было. Тогда я предло­жил вывесить вместо флага мое красное байковое одеяло, полученное мною при отправке на фронт в Моссовете. Неза­метно ночью мы заменили черный флаг красным. Нужно бы­ло видеть, какой поднялся на утро переполох в штабе Саха­рова! Он сам лично сорвал наш красный флаг. Искали, кто это сделал, но никого не нашли.

Около двух месяцев продолжалась наша подпольная дея­тельность в сахаровском отряде. Подпольная группа выросла с трех до ста человек.

Под натиском немцев отряд вынужден был отойти на со­ветскую сторону и расквартировался в районе села Россоши, Воронежской губернии. Анархисты-бандиты стали заниматься грабежами и насилиями над мирным населением. На почве недовольства в отряде подпольная работа усилилась. К это­му времени в подпольную группу входили Михаил Милое-дов — первый председатель Россошанского ревкома (впослед­ствии погиб на фронте), братья Константин и Ефим Заики, Дмитрий Шапошников, командиры батальонов сахаровского отряда Александр Скляров, Кропивцев и многие другие, име­на которых я уже запамятовал. Это была очень надежная подпольная группа.

Наконец,  наступил  подходящий  момент для ликвидации сахаровского отряда. Под нашим влиянием находились два батальона полностью и частично третий. В сопровождении своих сторонников я явился к Сахарову, предъявил мандат из штаба 8-й армии о назначении меня комиссаром отряда и предложил ему с отрядом влиться в ряды регулярной Крас­ной Армии. Но Сахаров заявил, что никому подчиняться не желает и Советской власти не признает. Тогда я поехал в Воронеж, в штаб 8-й армии с предложением не уничтожать весь отряд, а отделить и ликвидировать лишь сахаровскую верхушку. В штабе меня поддержали. Был разработан под­робный план действий. Ликвидация верхушки сахаровского отряда прошла без шума. Все намеченные 160 человек были арестованы, кроме самого Сахарова, который успел скры­ться. Позднее он был задержан сотрудниками ВЧК в Волчан-ске и расстрелян на месте. В селе Алексеевке была задержана жена Сахарова — Марта. Среди отобранных у нее личных вещей было обнаружено мое красное байковое одеяло, в ко­тором было завернуто 300 тысяч рублей. Потом это одеяло стало боевым знаменем сформированного из сахаровского отряда 107-го Волчанского полка и прошло вместе с полком славный боевой путь. Теперь оно, пробитое осколком снаря­да, хранится, как реликвия, в Центральном музее Советской Армии.

После ликвидации сахаровской верхушки мы собрали в отряде общий митинг, на котором рассказали о случившемся. Эта весть молниеносно облетела село Россошь и его окрест­ности. На следующий день на площади перед штабом отря­да собралась огромная толпа добровольцев с требованием, чтобы их приняли в отряд, так как они хотят защищать Со­ветскую власть, хотят бороться в рядах Красной Армии. В отряде имелся большой запас оружия, и мы решили принять в отряд всех добровольцев. Через несколько дней наш отряд насчитывал в своих рядах уже несколько тысяч человек. В этом составе он влился в Красную Армию, став 107-м Волчанским полком  12-й дивизии 8-й армии.

Но на всех добровольцев у меня не хватило винтовок. Командование полком я передал Милоедову, а сам вместе с оставшимися добровольцами отправился в штаб 2-й бригады, в которую входил наш полк. Там я заявил командиру 2-й бригады Карлсону, что привел добровольцев. Карлсон встре­тил меня очень недружелюбно, здорово отругал, говоря, что я взялся не за свое дело, что мое дело языком болтать, а не командовать. Не помню, как я вырвался от него, и думаю: «Что же мне делать дальше?» Решил поехать в штаб диви­зии на станцию Острогорск. Там я встретил Иосифа Косиора и рассказал ему о своей беде. И. Косиор был, оказывается, комиссаром дивизии. Выслушав меня, он сказал:

— Ты не беспокойся. Я тебе пришлю замечательного ко­мандира — Петра Моргунова. Он рабочий-металлист с ураль­ских заводов, но успел закончить краткосрочные военные курсы.

В отношении добровольцев, приведенных мною, И. Коси­ор сказал, что сам примет необходимые меры.

Партия высоко оценила мою деятельность в сахаровском партизанском отряде, наградив меня орденом Красного Зна­мени.

Второй орден Красного Знамени я получил за бой с кон­ным  корпусом  генерала  Мамонтова.

Это было в августе 1919 г. Время на фронте было тяже­лое. Белые войска генерала Деникина перешли в наступле­ние по всему Южному фронту. Я по-прежнему был комис­саром 357-го стрелкового полка (переименован из 107-го Вол-чанского). Командиром полка был П. Моргунов. Наш полк занимал  город  Новохоперск.

Тяжелое положение на Южном фронте усугубилось про­рывом линии фронта в районе станции Таловая конницей ге­нерала Мамонтова. Положение на фронте становилось угро­жающим, а недалеко от места прорыва на станции Анна на­ходились наши армейские базы. Если бы Мамонтову удалось разгромить их, то положение осложнилось бы еще больше. В такой обстановке мы получили боевой приказ от командо­вания 40-й Богучарской дивизии, в состав которой мы в то время входили,— в срочном порядке занять станцию Таловая и ликвидировать прорыв фронта. В этой операции, помимо нас, должны были участвовать еще бригада, бронепоезд и два самолета.

Между тем прорыв фронта все расширялся. Медлить бы­ло нельзя. Перед нами стояла очень трудная задача. Мы должны были пройти за ночь из Новохоперска до Таловой расстояние в 90 километров пешком, выйти в тыл Мамонто­ва, вступить с ним в бой и, взаимодействуя с другими ча­стями, ликвидировать прорыв фронта.

Задача была трудная, но все мы, начиная от командира и кончая рядовым бойцом, горели единым желанием — всту­пить в бой с врагом и ликвидировать прорыв.

На станцию Таловая мы прибыли в назначенное время и очутились против конницы Мамонтова одни. Ни бригады, ни бронепоезда, ни самолетов не было. Противник в это время находился всего в 15 километрах от станции Анна, где были наши армейские базы.

Мамонтов решил, что какая-то крупная войсковая часть зашла к нему в тыл, поэтому он снял весь корпус с на­правления на станцию Анна и окружил наш полк.

Как сейчас помню, бой начался рано утром 8 августа и продолжался в течение суток. Нами было отбито одиннад­цать яростных атак врага. Наша артиллерийская батарея под командой Т. С. Бородина умело обстреливала наступаю­щего противника, который нес большие потери. Во время вто­рой атаки погиб командир полка Петр Моргунов. Встал во­прос, кто будет командовать полком. По положению полком должен командовать заместитель командира Милоедов. Но он отказался, заявив, что полк находится в очень тяжелом положении, в окружении, и ему с этим делом не справиться. Пришлось взять командование полком на себя. Отбивая яростные атаки мамонтовской конницы, полк сам неодно­кратно переходил в контратаки.

У нас в полку была такая традиция — «Сам умирай, а товарища выручай». Поэтому мы раненых никогда не остав­ляли на поле боя. Так и в этом бою. В одной из контратак двое рядовых бойцов, находившихся недалеко от меня, были ранены. Атака захлебнулась, и цепь наша стала отходить на прежние позиции. Тогда этим двоим раненым бойцам я предложил вскарабкаться ко мне на лошадь. Пока раненые садились на лошадь, мы оказались между казаками и отсту­пающей нашей цепью. Казаки открыли стрельбу. Лошадь, раненная в шею, вздыбилась, и раненые красноармейцы с нее упали. Они стали кричать, чтобы я уехал и не спасал их. Од­нако в это время наша пехота вновь пошла в атаку, казаки отступили, и мы были спасены.

Выдержав 11. яростных вражеских атак, мы сами перешли в контрнаступление и, прорвав вражеское кольцо, вышли в район станции Колено. В этом бою огромную роль сыграла наша артиллерия. Расстреляв все до одного снаряда, артил­леристы во главе с Бородиным во многом способствовали прорыву вражеского окружения. Немало было проявлено ге­роизма бойцами и командирами в этом тяжелом и неравном бою. Так, комиссар 2-го батальона Самохин ценою своей жиз­ни уничтожил броневик противника, который пулеметным ог­нем причинял нам много вреда. Во время этой атаки Самохин, обвязавшись четырьмя гранатами, подполз к броневику и взорвал его.

В этом бою мы потеряли до 50% личного состава полка. Но и белым пришлось несладко. По сведениям, которые по­том получило командование, мы нанесли большие потери двум самым лучшим офицерским кавалерийским полкам Мамонтова.

Наши жертвы не пропали даром. Пока мы отвлекали на себя основную силу мамонтовцев, фронт соединился, и про­рыв был ликвидирован. Мамонтов оказался в нашем тылу. Перегруппировав свои силы, он попытался вновь прорвать наш фронт между станцией Колено и Новохоперском.

Мы получили приказ из штаба 39-й Симбирской дивизии, куда вошла оставшаяся часть полка, атаковать противника. Между тем наш полк, только что выдержавший такой тяже­лый бой, был совершенно не боеспособен. Выполнить этот приказ было невозможно, потому что мы были совершенно физически истощены, голодны, наши нервы были напряжены до предела.

Мы решили поставить в известность командование диви­зии о состоянии нашего полка. По телефону соединились со штабом дивизии и заявили об этом начальнику штаба. В от­вет на это он сказал, что приказ во что бы то ни стало не­обходимо выполнить. На собрании командиров мы подробно обсудили этот вопрос и решили умереть, но приказ выпол­нить.

Когда мы вступили вновь в бой с белогвардейцами, то сбили их с позиций, и они стали отступать от Новохоперска. Правый фланг моего полка упирался в реку Хопер, а левый граничил с другой частью нашей бригады. Вдруг я заметил, что отступающий противник перегруппировался и начал об­ходить нас с левого фланга. Прибегает ко мне командир со­седнего полка и говорит, что стоявший рядом с нами его полк самовольно оставил позиции и ушел. Тогда срочно приняли решение загнуть левый фланг, чтобы не попасть в окруже­ние. В это время я был тяжело ранен в шею и живот. Как по­том рассказывали товарищи, ввиду создавшейся угрозы окру­жения наш полк был вынужден отступить. Меня эвакуирова­ли в Москву и направили лечиться в санаторий «Ильинское».

Через три месяца с письмом Наркомздрава Семашко при­шел я в Политуправление Красной Армии. В приемной при­шлось ждать. Пока я сидел, решил прочесть, что обо мне пи­шут.  Распечатал  я  письмо  и  прочитал,  что Ильин — отважный командир, что он был тяжело ранен, но стремится на фронт, и в конце сказано — откомандировать меня комисса­ром эвакопункта города Москвы...

Как прочитал я это письмо — сразу домой. Захватил с со­бой немного сухарей, жена проводила меня до вокзала. И пое­хал я к себе в полк. Часть находилась в Донецкой области. Это было в конце 1919 г. Войска Деникина отступали на юг. Меня очень тепло встретили однополчане. И я вновь стал комиссаром Волчанского полка. Оджжременно меня избрали секретарем парторганизации полка.

Мы развернули широкую политическую работу среди крас­ноармейцев. Проводили беседы, массовые читки, вечера само­деятельности. В этом отношении большую помощь нам ока­зала полковая библиотека (3 тысячи книг), которую мы по­лучили в подарок от Московского Совета. Нужно сказать, что с момента сформирования нашего полка Продовольствен­ный отдел Моссовета осуществлял как бы шефство над нами. У нас велась постоянная переписка, в которой мы сообщали друг другу об успехах и неудачах. Однажды мы написали письмо в Моссовет, в котором просили литературу. Вскоре в адрес полка прибыл целый вагон с книгами. Это была биб­лиотека, присланная Моссоветом специально для нас. Но и мы не остались в долгу. При занятии станции Лихая мы от­били у белых несколько эшелонов с продовольствием, и один эшелон был отправлен в адрес Московского и Петроградско­го Советов, для рабочих.

Вскоре меня назначили комиссаром 120-й бригады. С ней я участвовал в боях за Ростов, на Кубани и за Новороссийск. Оттуда в  1920 г. нас перебросили на Врангелевский фронт.